РУЖИЦКАЯ И.В.

ИЗМЕНЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВОГО СТАТУСА ЦАРСТВА ПОЛЬСКОГО ПОСЛЕ ВОССТАНИЯ 1830 – 1831 ГГ.

Место работы: Институт российской истории Российской академии наук (ИРИ РАН).

Аннотация. В статье идет речь об одном малоизученном Комитете – Комитете по делам Царства Польского (1831 – 1841), который определил принципы и структуру управления Царством в составе Российской империи после Ноябрьского восстания 1830 – 1831 гг. Изучение архивных материалов из фонда Комитета позволяют сделать вывод о его ведущей роли в выстраивании управления Царством с 1832 г. После смерти его председателя, одного из наиболее влиятельных лиц империи, В.П. Кочубея, деятельность Комитета постепенно сошла на нет. Причиной этого стало и усиление влияния   наместника Царства, И.Ф. Паскевича, который все больше сосредотачивал власть в своих руках.

Ключевые слова: Царство (Королевство) Польское, Российская империя, Ноябрьское восстание 1830 – 1831 гг., Комитет по делам Царства Польского, новое управление в нем после восстания, начала русификации Польши.

RUZHITSKAYA I.V.

THE COMMITTEE ON THE AFFAIRS OF THE TSARSTVO (KINGDOM) OF POLAND AND THE FORMATION OF A NEW LEGAL REALITY IN THE KINGDOM AFTER THE NOVEMBER INSURRECTION OF 1830 –  1831.

Abstract. The article is talking about one obscure Committee  – the Committee on the Affairs of the Tsarstvo (Kingdom) of Poland (1831 – 1841), who determined the principles and structure of management of a Kingdom within the Russian Empire after the November uprising of 1830 – 1831. The study of archival materials from the Fund of the Committee allow us to conclude about its leading role in the building management Realm since 1832. After the death of its President, one of the most influential people of the Empire, V. P. Kochubey, the Committee gradually came to naught. The reason for this was the increasing influence of the Governor of the Kingdom, I. F. Paskevich, who increasingly concentrated power in his hands.

Key words: the Tsarstvo (Kingdom) of Poland, the Russian Empire, the November insurrection of 1830-1831, the Committee on the Affairs of the Tsarstvo (Kingdom) of Poland, new management structure after the insurrection, the beginning of Russification in Poland.

На государственно-правовой облик Царства Польского со времени вхождения его в состав Российской империи в 1815 г. значительное влияние оказали попытки восстановления в Польше национальной государственности – восстания 1830–1831 и 1863–1864 гг. Они обусловили постепенное изменение этого облика. И, если в 1815–1832 гг. Царство Польское представляло собой государственно-правовое пространство, максимально локализованное и практически совершенно изолированное от российской системы права и управления, то в 1832–1864 гг. была значительна ограничена государственно-правовая автономия русской Польши. В связи с новой попыткой возрождения польской государственности – восстанием 1863–1864 гг. – происходит дальнейшая трансформация государственно-правового регулирования в регионе. Меняется политический курс: в середине 1860-х гг. победу одерживают сторонники полной и последовательной инкорпорации Царства. Правительство теперь видит свою задачу в том, чтобы унифицировать право и администрацию Польши и России, и тем самым  положить начало унификации гражданской жизни. В 1881 – 1916 гг. русская Польша окончательно утрачивает  признаки государства, меняется и ее название – из Царства Польского она становится Привислинским краем. Так происходит трансформация правового регулирования существования Царства, несущая и изменения в системе регионального национального управления в целом. Начало этому процессу было положено после восстания 1830–1831 гг., об изменениях в управлении Польшей в этот период и пойдет речь в статье.

Международно-правовое оформление включения Царства или Королевства Польского в состав Российской империи определил «дружественный трактат» России с Австрией и Пруссией «Об утверждении благосостояния поляков» от 21 апреля (3 мая) 1815 г., который, по сути, стал четвертым разделом Польши[1]. Акт Венского конгресса через месяц (от 28 мая (9 июня) 1815 г.) в статье 1 практически дословно повторил формулировку трактата, оформив четвертый раздел Польши и признав за Россией право на создание Царства Польского[2].

В мае – июне 1815 г. император Александр I издал ряд внутригосударственных правовых актов, манифестов и указов, о статусе нового образования, созданного из земель Герцогства Варшавского – Царства Польского, в том  числе и о предоставлении полякам конституции[3]. Этими актами правовое оформление включения Царства Польского в состав Российской империи было завершено. Ими же определялось сохранение и приоритет местного управления и системы права Царства Польского, которое выступало как национально-автономистское образование в составе Российской империи [4].

Точка зрения ряда польских историков (например, М. Гетка-Кенига), которые  полагают, что  можно говорить о Польше в составе Российской империи с 1815 по 1830 гг. как о «двух отдельных независимых государствах, находившихся в личной унии друг с другом» [11], мне представляется ошибочным. Я полагаю, правильнее все-таки говорить об автономии.

После Ноябрьского восстания 1830-1831 гг. политико-правовое положение Царства Польского в составе Российской империи изменилось. Свое законодательное оформление эти изменения получили в Комитете по делам Царства Польского, функционировавшем десять лет, с 17 августа 1831 г.[4] до 9 сентября 1841 г. [10] Свою хронологию он начинает с записки, извещавшей председателя Государственного совета и Комитета министров Российской империи В.П. Кочубея, что «императору угодно» было составить «особый комитет для некоторых распоряжений,  Царства Польского касающихся», и сообщавшая о включении Кочубея в этот Комитет и дате его первого заседания (19 августа).

Основным делом Комитета в первые месяцы существования стало создание «Высочайшей Грамоты» «О новом порядке управления и образования Царства Польского», получившей в литературе название Органического закона или Органического статута[5]. Изучение архива Комитета позволяют утверждать: «процесс выработки  и обсуждения форматов данного программного документа протекал» исключительно в рамках Комитета [9]; хотя данный факт долгое время оставался неизвестным исследователям [6, с. 89–198; 7, с. 288–300; 8, с. 395–407][6]. Его работа была засекречена, Кочубей писал: «Комитет, будучи временным» не должен «иметь официальной гласности по течению дел, до Царства Польского касающихся, и, следовательно, не имеет определительной связи ни с Главным местным управлением», ни со статс-секретариатом Царства Польского при российском императоре. Впоследствии по той же причине Комитет не имел «определительной связи» с созданным по Органическому статуту департаментом дел Царства Польского российского Государственного совета[7]. Единственно, с кем общался Комитет – это т.н. «особый польский Комитет», состоявший из доверенных лиц И.Ф. Паскевича, имена которых, к сожалению, неизвестны, однако в представленной в Комитет записке поляки именуются «они», а не «мы». Это, скорее всего, не члены Временного правления, в состав которого входили лояльные к российской власти польские чиновники и представители петербургской администрации (Ю. Раутенштраух, К. Коссецкий, Р.Ф. Фурман, А.Г. Строганов). Несмотря на то, что Строганов так до Царства и не доехал, назначение его – зятя Кочубея – членом Временного правления по внутренним делам Царства должно было обеспечить более тесную связь этой структуры с Комитетом по делам Царства Польского. 

Полгода, с момента создания Комитета и до обнародования Органического статута, более представительного учреждения по польским делам в империи не существовало. Возглавил Комитет Кочубей. Членом его стал и Паскевич, который, таким образом, выступал в двух ипостасях: с одной стороны, он участвовал в разработке принципов управления Царством, с другой – должен был эти принципы реализовывать, представляя в своем лице своеобразную  гарантию выполнения решений Комитета на месте (с 23 марта 1832 г. он – наместник Царства Польского, до этого – глава Временного правления). Наличием этих двух политических тяжеловесов дело не ограничилось: в состав Комитета вошли пять министров: финансов – Е.Ф. Канкрин,  юстиции – Д.В. Дашков, внутренних дел – Д.Н. Блудов (с 1832 г.), военный – А.И. Чернышев и министр иностранных дел – К.В. Нессельроде.

Присутствие в Комитете министра иностранных дел, извещавшего Паскевича о принятых в Комитете решениях, является свидетельством того, что император Николай I рассматривал Царство Польское как страну, завоеванную русским  оружием, о чем не раз заявлял. Присутствие в Комитете других министров объясняется тем, что он рассматривал не только вопросы будущего управления на территории русской Польши, но и дела, связанные с формированием бюджетно-денежной политики, заключением иностранных и внутренних займов, участием Царства в  покрытии военных расходов России, а также с созданием и деятельностью Верховного уголовного суда над участниками тайных польских обществ в связи с восстанием декабристов[8].

Участие в работе Комитета министра статс-секретаря Царства Польского Стефана Грабовского, на заседаниях почти постоянно отсутствовавшего в силу преклонных лет (он почти безвыездно жил в своем польском имении, а Комитет заседал в Санкт-Петербурге), и сменившего его Игнатия Туркула не оставило заметного следа в деятельности Комитета, во всяком случае, он в документации Комитета не прослеживается[9].  Министр статс-секретарь Царства Польского не сыграл сколь-нибудь заметной роли в выработке политики имперской власти по инкорпорации Царства в государственно-правовое пространство Российской империи. И это не удивительно, учитывая круг действия  этого должностного лица, роль которого в исторической литературе значительно преувеличена: в действительности его ведомство – это лишь отделение императорской канцелярии, в обязанности которой входило быть «передаточным звеном» между императором и наместником.

Еще два неизменных участника секретных комитетов Николая I, его доверенные лица  – П.А. Толстой и А.Н. Голицын, в силу ограниченности способности к государственной деятельности, заметной роли в его делах не сыграли. Тем не менее в целом состав Комитета является свидетельством того, какое важное значение придавал его работе монарх:  руководитель высших органов власти и управления империи – Государственного совета и Комитета министров (Кочубей), главы центральных исполнительных ведомств – министерств, фактический глава управления в Польше на тот момент, все достаточно опытные и искушенные в административных делах деятели.   В предельно короткие сроки – за четыре месяца, с октября 1831 по  февраль 1841 г., Комитетом был подготовлен   документ, по которому Королевство Польское должно было существовать после того, как с оружием в руках выступило против российского самодержца и его власти.

14 февраля 1832 г. был обнародован  документ, включивший в себя высочайший манифест и высочайшую «грамоту», «О новом порядке управления и образования Царства Польского», который изменил основы государственного устройства в регионе[10].

Высочайшая «Грамота» об изменении порядка управления в Царстве Польском или Органический статут формально не отменил Конституцию   15 ноября 1815 г., во всяком случае, прямого указания на это не было [1, с. 158][11], что дало основания современному исследователю рассматривать статут как сокращенный вариант Конституции (своеобразный ее дайджест), по которому была значительно урезана (но на этом этапе не упразднена совсем) автономия края и ликвидированы элементы государственности региона в составе Российской империи, что выразилось  в  упразднении польского Сейма, обособленной польской армии и местных высших учебных заведений [4].

Пересказывать содержание Органического статута я не буду[12], напомню только, что наиболее радикальные изменения претерпела административно-судебная система Царства. Раздел II – «О главном и местном управлении» – возлагал «главное управление» в регионе на Совет управления (или Административный совет) во главе с на­местником (он состоял из директоров комиссий отраслевого управления, главного контролера и других лиц, назначаемых российским императором). Вместо Сейма учреждался орган с законосовещательными полномочиями в сфере подготовки законов и местного управления – Государственный совет под председательством наместника, включающий членов Совета управления и назначаемых опять же монархом «государственных советников». Он должен был осуществлять «рассмотрение и составление проектов новых законов, относящихся к общему управлению Царства» и решение ряда дел, выходящих за пределы компетенции Совета управления, решать споры между органами местного управления и судами (в том числе принимать постановления о предании суду чиновников), а также финансовые проблемы[13].

Законодательная деятельность встраивалась в общегосударственный механизм: законопроекты вносились Государственным советом Царства в общеимперский Государственный совет в специально созданный для этого департамент дел Царства Польского. Деятельность этого департамента в составе общеимперского Государственного совета, не отличалась активностью, а его роль была незначительной. Максимальное количество дел, проходивших через него в год – пять, а в среднем – одно-два. Таким образом, департамент не занял того места, которое позволяло бы говорить об его активном участии  в политике относительно Царства Польского. Связано это прежде всего с тем, что его председатель, наместник Царства, Паскевич, не мог уделять ему  достаточно сил и времени[14]. В его практически постоянное отсутствие его замещал Ф.И. Энгель, человек весьма почтенного возраста (1766 г. р.), к тому же обремененный болезнями. Тем не менее первые годы своего существования департамент находился на особом положении. Во-первых,  его дела находились вне компетенции государственного секретаря[15], делопроизводством должен был заведовать не статс-секретарь, как в других департаментах, а член Государственного совета (Энгель). Во-вторых, заключения департамента должны были подноситься на высочайшее усмотрение в подлинных журналах, а не в мемориях. В-третьих, дела департамента не поступали в общее собрание Совета. Это особое положение никак не повлияло на усиление роли департамента, а в 1837 г., после смерти Энгеля, «все дела и чиновники департамента» были «введены в общее устройство прочих департаментов Государственного совета», перейдя под «влияние и надзор» государственного секретаря. Но это формально, фактически департамент попал под эгиду Второго отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии, поскольку обязанности председателя в нем исполнял очередной глава этой структуры (к слову сказать, во времена Энгеля всю документацию департамента готовил М.М. Сперанский как его член)[16]. Образованное тогда же специальное отделение государственной канцелярии существовало на «особые суммы» из польского казначейства (24 500 руб. ассигнациями и 800 руб. серебром). Уже в начале 1840-х гг. подлинные журналы  департамента дел Царства Польского были  заменены, по общему образцу, мемориями, а  дела департамента стали поступать в общее собрание [2, с. 107–108 ]. 

При царе по-прежнему состоял министр статс-секретарь Царства Польского, который докла­дывал о делах, поступающих от наместника и Государственного совета Царства и сообщал им «высочайшие повеления». Однако этим его функции исчерпывались – никакой роли, как уже отмечено выше, в принятии решений министр статс-секретарь не играл.

Существование нескольких структур, занимавшихся делами Царства Польского – Комитета по делам Царства, «польского» департамента в имперском Государственном совете, статс-секретариата по делам Польши во главе с министром статс-секретарем, ввело  исследователей в заблуждение: они полагали, что подобное положение дел привело к дублированию функций. Кочубей во всеподданнейшей записке, поданной им  незадолго до смерти (1834 г.). писал, что Комитет по делам Царства Польского выполнил свою задачу, составив Органический статут и дав Государственному совету и Совету управления Царства «надлежащее образование». Однако, замечал Кочубей, императору угодно продлить на некоторое время  существование Комитета, и это вызывает необходимость принять меры для правового разграничения функций Комитета, департамента имперского Государственного совета по делам Царства Польского и статс-секретариата Царства. Кочубей полагал, что Комитет по делам Царства Польского должен рассматривать а) «предметы, кои относятся собственно к основным видам Грамоты (Органического статута – И.Р.), высочайше дарованной  Царству Польскому, а именно – к теснейшему незыблемому соединению края с Империей» и б) предположения по устройству Царства Польского на будущее время, которые еще не рассматривались в Совете управления или Государственном совете Царства и которые вносятся Комитетом на высочайшее усмотрение».

Дела же «по внутреннему управлению Царства, в том числе дела законодательные, которые председатель польских Совета управления и Государственного совета (Паскевич – И.Р.) представляет на высочайшее  усмотрение, должны идти через министра статс-секретаря Царства», который сообщает высочайшие повеления по этим делам наместнику.

«Законодательные предметы, требующие соображения с существующими в Империи постановлениями» окончательно рассматриваются в  департаменте дел Царства Польского общеимперского Государственного совета, причем исключительно с санкции монарха [10, с. 36–37]^[17].

Кочубей  отразил в записке реально существовавшее на тот момент распределение  обязанностей между структурами, участвовавшими в управлении Царством Польским, причем львиная доля этих обязанностей приходилась на Комитет по делам Царства Польского. Именно он после обнародования Органического статута занимался вопросами формата существования и функционирования Государственного совета и Совета управления Царства, им были внесены изменения в Статут, усилившие позиции наместника. Он был основным органом, занимавшимся государственно-правовым оформлением  статуса Царства в составе Российской империи после Ноябрьского восстания 1830 – 1831 гг. Значительную роль в Комитете играл глава временного правления Царства, а затем его наместник Иван Федорович Паскевич. С укреплением его позиций в Царстве Комитет все больше терял свое былое значение, и, в конце концов, был упразднен в 1841 г., выполнив свою основную задачу – подготовив и внедрив в жизнь Органический статут.

Все дальнейшее развитие правового регулирования в сфере государственного права относительно Царства Польского в 1830 – 1850-е гг. было связано с реализацией положений Органического статута 1832 г. и должно было обеспечить административную унификацию Царства Польского с общегосударственным управленческим пространством. Это проявилось в многочисленных актах российской верховной власти, таких как: о переименовании воеводств в губернии (1837 г.), об упразднении Государственного совета[18] и Высшей палаты суда Царства Польского (1841 г.), о введении русской монетной единицы и перечеканке польских монет (1841 г.), о введении русских единиц измерения длины и веса (1850 г.), о ликвидации таможенных границ и о введении единого таможенного тарифа (1851 г.) и др.

Таким образом, сохраняя особенности административной и судебной системы Царства Польского, российская верховная власть значительно усилила свое управленческое влияние на регион и начала его интеграцию в государственное устройство в качестве обычного территориального образования с учетом местных управленческих и правовых особенностей [5, с. 123–125; 3, с. 5–30].

С этого момента  можно говорить и о начале русификации Польши, целью которой было повышение эффективности управления ею. Именно с этого времени на картах Европы Царство Польское больше не выделялось отдельным цветом, а наместником Польши не мог быть поляк. В местное делопроизводство и в обучение начинает вводиться русский язык, однако процесс этот занял определенное время.

Таким образом, структура управления Царством Польским, основные принципы его реализации, долженствующие привести «к теснейшему незыблемому соединению края с империей», находились практически в исключительном ведении Комитета по делам Царства Польского. Именно на его заседаниях был составлен Органический статут, на десятилетия определивший формы существования русской Польши. 

ЛИТЕРАТУРА:

1. Горизонтов Л.Е. Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше.  М.: Индрек, 1999.

2. Даневский П.Н. История образования  Государственного совета в России. СПб., 1859.

3. Кодан С.В. Статус Царства Польского в составе Российской империи в 1830 – 1850-е гг. // Актуальные проблемы  правовой науки: Межвузовский сборник научных трудов. 2003. Вып. 3. С. 5 – 30.

3. Кодан С.В., Февралев С.А. Местное право Царства Польского: формирование, источники, трансформация (1815 – 1917 гг.) // Электронный журнал Notabene. URL: http://e-notabene.ru/pr/article_468.html#37.

4. Мухамедьяров Ш.Ф., Федосова Э.П. Управление Царства Польского в 50 – первой половине 60-х гг. XIX в. // Национальные окраины Российской империи: становление и развитие системы управления. – М., Гл. V (Великое княжество Финляндское и Царство Польское в составе Российской империи).

5. Носов Б.В. Политика царского правительства в Королевстве Польском времени наместничества И.Ф. Паскевича // Меж двух восстаний. Королевство Польское и Россия в 30 – 50-е годы XIX в. М.: Индрик, 2016. С. 89 – 198. 

6. Ружицкая И.В. Правовая реформа в Царстве Польском и восстание 1863 г.: крушение замысла // Польское Январское восстание 1863 года и исторические судьбы России и Польши. Материалы международной научной конференции / отв. ред. Н.А. Макаров; Институт славяноведения РАН. - М.: "Индрик", 2014. С. 288-300.

7. Ружицкая И.В. Polskie doświadczenie a przygotowanie reformy sądownictwa 1864 r. w Rosji // Kultura I myśl politiczno-prawna. Sopot. 2010. S. 395-407.

8. Эпштейн Э.Е. Комитет по делам Царства Польского при Государственном совете (1831 – 1834): деятельность и стратегии управления // Конференция «Ломоносов 2015».

9. Эпштейн Э.Е. Деятельность Комитета по делам Царства Польского при Государственном совете (1831–1835 гг.): проекты и стратегии управления. М.: НИУ ВШЭ, 2015. – 66 с.

10. LENTA.ru / 6 января 2014 г. URL: https://lenta.ru/articles/2014/01/06/polyaki/