СЕРОВ Д.О.

СЕРОВ Д. О.

ОКРАИНЫ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ: ОРГАНИЗАЦИЯ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО СЛЕДСТВИЯ

(1866–1917 ГГ.)

Место работы: ФГБОУ ВО «Новосибирский государственный университет экономики и управления «НИНХ».

Аннотация. Статья посвящена вопросу об организации предварительного следствия на окраинах Российской империи в пореформенный период. Показано, что в отдаленных регионах следственные полномочия возлагались преимущественно на мировых судей. Особое внимание уделено истории развития органов следствия в Сибири и на Дальнем Востоке в 1885–1917 гг.

Ключевые слова: судебный следователь, судебная реформа 1864 г., окружной суд, Министерство юстиции, мировой судья, предварительное следствие, полиция, Сибирь, Дальний Восток, Н.В. Муравьев.

SEROV D.O.

ORGANIZATION OF THE PRELIMINARY INVESTIGATION IN THE PERIPHERY OF THE RUSSIAN EMPIRE (1866–1917)

Abstract. The article is devoted to the question about organization of the preliminary investigation in the outskirts of the Russian Empire after the Judicial Reform of 1864. It is shown, that in the outlying regions of the investigative powers entrusted mainly to the justices of the peace (juges de paix). Particular attention is paid to the development of the investigative bodies in Siberia and Russian Far East in 1885–1917.

Key words: judicial investigator, Judicial Reform of 1864, district court (okruzhnoi sud), Ministry of Justice, justice of the peace (juge de paix), preliminary investigation, police authorities, Siberia, Russian Far East, Nikolai Muraviev.

Особой страницей в истории окраинных местностей Российской империи явилась организация расследования преступлений в этих регионах в период после судебной реформы 1864 г. Как известно, особенностью реализации названной реформы явились не только уникальная затянутость ее проведения, но и значительные отступления от базисных положений Судебных Уставов 1864 г., которые допускались при распространении реформы на окраины империи. Эти отступления от Судебных Уставов затронули, в первую очередь, институты мировых судей и судебных следователей. В целом же стремление законодателя учитывать местную специфику нельзя не признать обоснованным: Судебные Уставы были не в полной мере совместимы с укладом жизни подданных, населявших многие уголки гигантской страны.

Первое отступление от Судебных Уставов в части построения органов следствия было допущено для Закавказья. В ст. 5 Закона от 9 декабря 1866 г. «О введении Судебных Уставов 20 ноября 1864 года в действие к Закавказскому краю» было емко сформулировано: «Обязанности судебных следователей возлагаются на мировых судей и их помощников» [8. Т. 41, отд. 2. С. 266]. Соответственно в штатах окружных судов городов Тифлиса (ныне г. Тбилиси), Баку, Эривани, Елисаветполя (ныне г. Гянджа) и Кутаиси, утвержденных Законом от 9 декабря 1868 г., должностей судебных следователей не предусматривалось [8. Т. 42 отд. 2. С. 795–796]. Впрочем, Законом от 24 февраля 1870 г. «для производства следствий по наиболее важным делам» во всех упомянутых окружных судах было все же введено по две должности судебных следователей [8. Т. 45, отд. 1. С. 208–209].

Не вызывает сомнений, что при наделении следственными полномочиями именно мировых судей (а не каких-либо иных должностных лиц ведомства Министерства юстиции) отечественный законодатель принял во внимание французский опыт. В тогдашней Франции мировой судья (juge de paix) привлекался к расследованию уголовных дел, входя в состав судебной полиции (police judiciare) и будучи в этом качестве подчинен прокурору. Более того: в конце XVIII – начале XIX вв., до учреждения в 1808 г. должности следственного судьи (juge d’instruction) французские мировые судьи вообще занимались расследованием уголовных дел в полном объеме. Примечательно, что активный поборник наделения российских мировых судей следственными полномочиями будущий министр юстиции Н.В. Муравьев не только проявлял интерес к французским мировым судьям, но и посвятил им небольшой фрагмент в своем известном труде «Прокурорский надзор в его устройстве и деятельности» [5. С. 100–101].

Следующей после Закавказья местностью, в которой следственными полномочиями оказались наделены мировые судьи, явилась Архангельская губерния. Новый порядок организации местных органов следствия был введен Законом от 12 декабря 1888 г. «Временные правила об устройстве мировых судебных установлений и следственной части в Архангельской губернии» [9. Т. 8. С. 597–600]. Как гласила ст. 13 Закона, «На мировых судей возлагается производство следствий по уголовным делам…» [9. Т. 8. С. 599]. Согласно штатов, утвержденных Законом от 12 декабря 1888 г., в Архангельской губернии было предусмотрено 20 должностей участковых и две должности добавочных мировых судей [9. Т. 8. Штаты и табели. С. 212].

Очевидным парадоксом реорганизации органов следствия в Архангельской губернии явилось упразднение там судебных следователей, введенных в ходе проведения следственной реформы 1860 г. По состоянию на 2 января 1888 г. в губернии трудилось 13 участковых и один временный судебный следователь [10. С. 7–9]. Какой смысл имела замена 13 участковых следователей на 20 участковых мировых судей, не вполне ясно. Возможно, Архангельская губерния стала полем административного эксперимента.

Сходный порядок организации органов следствия законодатель избрал и для регионов Средней Азии, постепенно включавшихся в состав Российской империи на протяжении последней трети XIX века. Так, Законом от 13 февраля 1899 г. «Об устройстве судебной части в Закаспийской области» был создан окружной суд в г. Асхабаде (ныне г. Ашхабад) [8. Т. 19, отд. 1. С. 127–128]. Согласно штатов, утвержденных Законом, в окружном суде была предусмотрена одна должность судебного следователя, а в области – 10 должностей мировых судей (восьми участковых и двух добавочных) [9. Т. 19, отд. 2. С. 43–44]. По состоянию на 1900 г. в Ташкентском судебном округе расследованием уголовных дел занимались пять судебных следователей и 42 мировых судьи [2. C. 68].

Что касается Сибири и Дальнего Востока, то здесь первые судебные следователи появились в связи с изданием Закона от 25 февраля 1885 г. «Временные правила о некоторых изменениях по судоустройству и судопроизводству в губерниях Тобольской и Томской, Восточной Сибири и Приамурском крае» [9. Т. 5. С. 80–86]. Согласно «Временным правилам» 1885 г., в сибирских и дальневосточных регионах до распространения на эти территории действия Судебных Уставов 1864 г. в качестве судов первого звена учреждались временные окружные суды, в штат которых вводились судебные следователи. Следователи эти назначались министром юстиции (то есть не являлись несменяемыми), и к ним не предъявлялось каких-либо квалификационных требований.

Кроме того, в отличие от губерний Европейской России, в Сибири и на Дальнем Востоке и в 1885 г. (спустя 25 лет после следственной реформы 1860 г.) полиция отнюдь не лишалась следственных полномочий. По ст. 5 «Временных правил», должностные лица органов полиции могли осуществлять предварительное следствие в полном объеме, наравне с судебными следователями. В свою очередь, согласно ст. 9 и 10 «Временных правил», следователь мог приступать к расследованию либо по указанию прокурора, либо по собственному усмотрению – но только в том случае, если он «застигнет совершающееся или только что совершившееся преступное деяние». Подобные нормы ставили судебных следователей по существу в подчинение прокуратуры и, тем самым, ограничивали их процессуальную самостоятельность.

В соответствии со штатами, утвержденными одновременно с «Временными правилами» 1885 г., в сибирских и дальневосточных регионах было создано 28 временных окружных суда и учреждено 40 должностей судебных следователей [9. Т. 5, Штаты и табели. С. 33–42]. При временном Томском окружном суде предусматривалось четыре следственные должности, при временных Иркутско-Верхоленском и Забайкальском окружных судах – по три, в остальных окружных судах – по одной и по две.

При всем том, что в Западной Сибири была предпринята попытка разграничить подследственность дел между полицией и судебными следователями, передавая в производство последним расследования более тяжких преступлений (в связи с чем тобольский губернский прокурор К.Б. Газенвинкель наименовал следователей «как бы следователями по особо важным делам»), воплотить это на практике не удалось. В итоге, скажем, в Тобольской губернии в 1887 г. полиция провела 75 % следствий по делам, подсудным губернским судам (то есть по тяжким и особо тяжким преступлениям).

Между тем, качество полицейского следствия в Сибири и после преобразований 1885 г. оставалось весьма низким. Основная часть должностных лиц органов полиции не имела не только юридического, но и вообще никакого образования. В порядке вещей были многообразные нарушения процессуальных норм: от необоснованных отказов в возбуждении уголовных дел до уклонения от направления расследованных дел прокурору. В качестве экспертов по сличению почерков, как правило, привлекались почтальоны, судебно-медицинские исследования трупов не проводились месяцами [3. С. 84–99].

Еще одной проблемой стало накопление неоконченных производством следственных дел. Как установил ревизовавший в 1892 г. органы юстиции Западной Сибири обер-прокурор Правительствующего Сената тайный советник П.М. Бутовский, в Тобольской и Томской губерниях к тому времени образовалось не менее 18000 незавершенных следствий [4. С. 100]. В итоге в отчете о ревизии Петр Бутовский пессимистически констатировал: «Дальнейшее оставление следственной части в тех условиях, в которых она находится в настоящее время, должно быть приравнено к отказу от правосудия» [4. С. 101].

Кризисное состояние правосудия в Сибири вызывало нараставшую тревогу и в Министерстве юстиции. В октябре 1894 г., недавно занявший пост министра юстиции Н.В. Муравьев учредил в Министерстве особую комиссию (под руководством ставшего к тому времени сенатором П.М. Бутовского) по подготовке распространения на Сибирь и Дальний Восток Судебных Уставов 1864 г. в полном объеме.

Как удрученно констатировал Н. В. Муравьев, выступая в Государственном Совете 6 апреля 1896 г.: «Медленность, волокита, формализм, недостаток личных и материальных средств… упущения, беспорядки, иногда даже злоупотребления, крайняя отдаленность и недоступность суда, низкий уровень плохо обставленного личного состава и в результате полное недоверие обывателей к правосудию и закону – таковы преобладающие характеристические черты сибирской юстиции. Она осталась далеко позади неудержимо развивающихся жизненных потребностей великого этого края…» [6. С. 394].

Однако Николай Муравьев не ограничился риторикой касательно кризисного состояния правосудия в сибирских губерниях. Во многом благодаря усилиям министра юстиции, на основе законопроекта, подготовленного Комиссией П.М. Бутовского 13 мая 1896 г. был издан Закон «Временные правила о применении Судебных Уставов к губерниям и областям Сибири» [9. Т. 16, отд. 1. С. 416–425]. Заодно Николай Валерианович выступил инициатором открытия в Императорском Томском университете юридического факультета, который мыслился им как «рассадник судебных деятелей, связанных с [сибирским] краем происхождением, привычкой, любовью» [6. С. 404–405].

Согласно «Временным правилам» 1896 г., сибирская полиция лишалась, наконец, полномочий по осуществлению предварительного следствия (за исключением отдаленных местностей Якутии и Камчатки, а также островов Командорского архипелага). Вместе с тем, согласно ст. 7 и 8 «Временных правил» 1896 г. в Сибири и на Дальнем Востоке расследование преступлений могли осуществлять не только судебные следователи, но мировые судьи (участковые и добавочные). При этом каких-либо норм, устанавливающих порядок распределения уголовных дел между следователями и мировыми судьями, в Закон внесено не было. Наряду с этим, в ст. 9 «Временных правил» 1896 г. оказались воспроизведены ограничивавшие процессуальную самостоятельность следователя отмеченные выше нормы «Временных правил» 1885 г., согласно которым судебный следователь мог приступать к расследованию лишь по указанию прокурора, а по собственному усмотрению только в том случае, если он оказывался свидетелем совершенного преступления.

В соответствии со штатами, утвержденными одновременно с «Временными правилами» 1896 г., были созданы Иркутская судебная палата, восемь окружных судов (Тобольский, Томский, Красноярский, Иркутский, Читинский, Благовещенский, Якутский и Владивостокский) и учреждены 35 должностей судебных следователей [9. Т. 16, отд. 2. С. 167–173]. В Тобольском окружном суде вводилось семь должностей следователей, в Томском – шесть, в Красноярском и Иркутском – по пять, в Читинском и Владивостокском – по четыре, в остальных – по одной–трем должностям. Количество сибирских и дальневосточных участковых мировых судей определялось штатами 1896 г. в 157 штатных единиц, добавочных – в 16 штатных единиц [9. Т. 16, отд. 2. С. 173–175]. Наибольшее число мировых судей – 37 участковых и двое добавочных – было предусмотрено для Тобольской губернии, наименьшее – пять участковых и двое добавочных – для Якутской области.

Открытие учрежденных Законом 1896 г. реформированных органов правосудия в Сибири и на Дальнем Востоке состоялось одновременно 2 июля 1897 г. Министр Н.В. Муравьев принял личное участие в открытии Иркутских судебной палаты и окружного суда, выступив с приветственной речью [7. С. 121–134]. В дальнейшем система сибирских и дальневосточных органов правосудия и их штаты не оставались неизменными.

Так, в соответствии с Законом от 2 июня 1898 г. были учреждены Омская судебная палата и Омский окружной суд [8. Т. 18, отд. 1. С. 391]. Согласно штатам, утвержденным этим Законом, в Омском окружном суде была введена одна должность судебного следователя [9. Т. 18, отд. 2. С. 167]. Законом от 3 июня 1911 г. были увеличены штаты мировых судей в отдаленных северо-восточных местностях империи: по одной должности мирового судьи учреждалось для Туруханского края, Верхоянского и Колымского округов и четыре – для Камчатской области [9. Т. 31, отд. 1. С. 510–511].

Примечательно, что в апреле 1909 г. Томский окружной суд направил в Министерство юстиции предложение учредить должность особого следователя «по железнодорожным делам» [4. С. 103] (что явилось отдаленным провозвестником создания нынешней системы следственных управлений Следственного комитета России на транспорте). Данная инициатива томских судей не нашла, однако, поддержки в Министерстве.

Последним органом правосудия, созданным на восточной окраине Российской империи, стал окружной суд в г. Петропавловске (ныне г. Петропавловск-на-Камчатке), основанный Законом от 26 июня 1912 г. [9. Т. 32, отд. 1. С. 963] Ни одного судебного следователя в штате Петропавловского окружного суда Законом не предусматривалось. Расследование уголовных дел в Камчатской области возлагалось исключительно на мировых судей.

В 1905 г. в Сибири появились первые следователи по особо важным делам. Согласно Закону от 29 декабря 1905 г. «Об усилении штатов судебных установлений», по одной штатной должности следователя по особо важным делам было введено в Омском и Иркутском окружных судах [9. Т. 25, отд. 1. С. 959]. Законом от 6 июня 1912 г. в штат Иркутского окружного суда были добавлены две должности следователя по особо важным делам, а в штат Омского окружного суда – одна [9. Т. 32, отд. 1. С. 596].

Наконец, представляется уместным привести штрихи к коллективному портрету следователей, трудившихся сто лет назад в Западной и Восточной Сибири. По состоянию на 1 января 1916 г. в семи сибирских окружных судах работало 34 следователя (включая пятерых следователей по особо важным делам) [11. C. 427, 454–455, 474–475, 764, 772, 789–790, 805].

Образовательный уровень тогдашних сибирских следователей необходимо оценить как высокий: 33 из них (97,0 %) имели высшее юридическое образование. Лишь следователь 5-го участка Красноярского судебного округа в г. Минусинске И.Л. Кучеровский имел за плечами неполный курс губернской гимназии. Девять следователей (27,3 %) являлись выпускниками юридического факультета Императорского Московского университета, шесть следователей (18,2 %) – Императорского Томского университета и пять (15,2 %) – Демидовского юридического лицея в Ярославле. Остальные следователи отучились в императорских университетах в Санкт-Петербурге, Казани, Харькове, Одессе, Киеве и Юрьеве (ныне г. Тарту).

По социальному происхождению восемь следователей (23,5 %) являлось сыновьями офицеров. По семеро следователей (20,6 %) были выходцами из городских мещанских семей, семей потомственных дворян и семей государственных гражданских служащих и педагогов. Еще трое следователей были выходцами из семей духовенства.

Наконец, один-единственный представитель следственного корпуса Сибири состава 1916 г. – следователь 4-го следственного участка Иркутского окружного суда в г. Нижнеудинске Леонид Людвигович Домбровский – числился по происхождению крестьянином [11. C. 427]. Учитывая, однако, место работы, время рождения (1885 г.), отчество и фамилию этого следователя (а также тот факт окончания им местного Томского университета) возможно с уверенностью предположить, что он являлся потомком польского шляхтича, лишенного дворянства и сосланного в Восточную Сибирь за участие в польском восстании 1863–1864 гг. Выходцев из семей фабрично-заводских рабочих среди сибирских следователей тогда не числилось.

Что касается не отражавшегося в имперской ведомственной статистике показателя этнического происхождения, то на основании зафиксированных данных о вероисповедании, а также фамилий, имен и отчеств сибирских следователей 1916 г. возможно заключить, что 27 из них (79,4 %) являлись русскими. Четверо следователей (11,8 %) были этническими поляками. Помимо отмеченного Л.Л. Домбровского (числившего себя, кстати, православным), к полякам возможно с уверенностью отнести следователя участка в г. Иркутске Е.-И.Г. Грабовского, следователя участка в г. Кургане М.П. Свентковского и следователя участка в г. Нерчинске А.Л.-Н. Поповского.

Следователи Ф.Д. Бетман и Л.Ф. фон Вендрих (первый лютеранин, второй православный) являлись, вероятно, этническими немцами. Наконец, среди сибирских следователей в 1916 г. оказался и представитель закавказских народов. На должности судебного следователя 3-го участка Барнаульского окружного суда в г. Бийске с 1911 г. трудился выпускник Императорского Харьковского университета армяно-григорианского вероисповедания титулярный советник Левон Хосроевич Мелик-Оганджанов [11. C. 772], 1879 г. р., судя по всему, армянин.

В целом по России в 1916 г. ситуация с организацией расследования преступлений в окраинных регионах была следующая: наделенные следственными полномочиями мировые судьи и их помощники работали в Иркутском, Омском, Ташкентском и Тифлисском судебных округах, а также в Архангельской губернии (т. е. на территории всего Закавказья, Средней Азии, Сибири, Дальнего Востока и частично Европейского Севера). В Великом княжестве Финляндском какие-либо имперские должностные лица, осуществлявшие предварительное следствие, отсутствовали.

Что касается штатной численности судебных следователей и мировых судей в отмеченных местностях, то по состоянию на 1 января 1916 г. в Архангельской губернии числился один следователь окружного суда, 21 участковый и двое добавочных мировых судей. В Иркутском судебном округе, наряду с 27 судебными следователями, состояли 170 участковых и 16 добавочных мировых судей (причем в Петропавловском окружном суде следователи по-прежнему отсутствовали). В Омском судебном округе трудились 18 следователей, 172 участковых и 11 добавочных мировых судей [11. С. 146–150, 427–485, 764–812].

В Ташкентском судебном округе в январе 1916 г. в пяти окружных судах состояло шесть судебных следователей, а мировых судей насчитывалось 149 (136 участковых и 13 добавочных). Наконец, в пяти окружных судах Тифлисского судебного округа, дислоцированных в Закавказье, трудилось 11 следователей (это количество следственных должностей было введено еще упомянутым Законом от 24 февраля 1870 г.). Мировых судей в закавказских регионах насчитывалось 53, плюс 114 их помощников «для производства следствий» и «заведующих следственными участками» [11. С. 894–926, 943–1010].

Насколько удачным оказался отечественный опыт наделения мировых судей следственными полномочиями, оценить в настоящее время затруднительно – вследствие крайне слабой исследованности этой темы (особенно применительно к регионам Закавказья и Средней Азии). Как бы то ни было, в феврале 1914 г. в Министерстве юстиции началась выработка проекта закона о разделении следственных и судейских обязанностей мировых судей на окраинах империи [1. C. 109]. Судьба этого законопроекта поныне неизвестна, а сложившийся в последней трети XIX века особый порядок организации расследования преступлений в отдаленных местностях Российской империи просуществовал до самых революционных потрясений 1917 г.

ЛИТЕРАТУРА:

1. Бразоль Б.Л. Следственная часть // Судебные Уставы 20 ноября 1864 г. за пятьдесят лет. Пг.: Сенатская типогр., 1914. Т. 2. С. 65–114.

2. Всеподданнейший отчет министра юстиции за 1900 год. СПб.: Сенатская типогр., 1901. III, 102 c.

3. Крестьянников Е.А. Полиция и полицейское следствие в Западной Сибири (1822–1897 гг.) // Российская история. 2013. № 3. С. 84–99.

4. Крестьянников Е.А. Судебные следователи Западной Сибири (конец XIX – начало XX века) // Западная Сибирь в средневековье, новое и новейшее время: Матер. регион. науч. конф. Нижневартовск: Изд. Нижневартовского гуманитарного ун-та, 2009. С. 99–105.

5. Муравьев Н.В. Прокурорский надзор в его устройстве и деятельности: пособие для прокурорской службы М.: Университетская типогр., 1889. Т. 1. V, 552 с.

6. Муравьев Н.В. Судебное преобразование в Сибири // Муравьев Н.В. Из прошлой деятельности. СПб: Типогр. М.М. Стасюлевича., 1900. Т. 2. С. 389–406.

7. Открытие Иркутских судебной палаты и окружного суда // Журнал Министерства юстиции. 1897. № 7. С. 121–134.

8. Полное собрание законов Российской империи. Собрание 2-е.

9. Полное собрание законов Российской империи. Собрание 3-е.

10. Список чинам ведомства Министерства юстиции. 1888. СПб.: Типогр. Правит. Сената, 1888. Ч. 4. 72, XIII, IV c.

11. Список чинам ведомства Министерства юстиции 1916 года. Пг.: Сенатская типогр., 1916. Ч. 2. XVI, 1090, CXXIV c.