Правила

публикации

Требования

к материалам

Приветствуем вас на страницах сайта журнала

"Этнос и право"!

МОРДОВСКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ В ПРОШЛОМ, НАСТОЯЩЕМ, БУДУЩЕМ

Мокшин Н. Ф., заведующий кафедрой истории России ФГБОУ ВПО «МГУ им. Н. П. Огарева», доктор исторических наук, профессор.

Понятие «национальная идея», безусловно,  связано с понятием «нация» и возникло не ранее,  чем появилась сама нация в качестве нового типа этнической общности, соответствующего капиталистическому способу производства.  Но подобно тому,  как нация /этнонация/, будучи ныне наивысшим типом этнической общности,  складывалась, как правило,  на базе предшествующего ей типа этнической общности, каковой считается федальная народность,  так и национальная /этнонациональная/ идея транс­формировалась из «этнической идеи»,  так или иначе бытовавшей в менталитете феодальной народности.

Непременной чертой этнической, в том числе и национальной, идеи является ориентация человека на определенную культуру /предметы, ценности, идеалы/, способствующая формированию в рамках этнического единомыслия консолидирующего начала, чувства этнической солидарности. И вполне обоснованно можно утверждать, что у любого народа /этноса/ национальная /шире - этническая/ идея не просто есть, она - лейтмотив его этнического самосознания,  конструктивный элемент всей его этноструктуры,  мощнейший фактор этнической консолидации, без которого она по существу невозможна

Если говорить о мордовской этнической идее,  которая с конца Х1Х века стала трансформироваться в национальную, то своими истоками она восходит к тому отдаленному периоду, когда стала складываться древнемордовская семья племен, получившая в первом тысячелетии н.э. известность в этносфере под этническим именем Mordens, Мордвичи, Мордва. Сложение единой древнемордовской семьи племен можно считать этническим процессом макроконсолидации,  наряду с которым имел место другой этнический процесс - микроконсолидации, приведший к формированию в составе этой семьи племен двух ассиметричных соплеменностей, одна из которых вошла в историю под именем эрзи, а другая – мокши. Асимметричность эрзи и мокши проявляется не только в их численности /эрзя составляет, примерно,  две трети всей мордвы/, но и в размерах традиционной территории их расселения, которая у эрзи обширнее, чем у мокши. Отмеченная диспропорция сохраняется поныне,  хотя на территории собственно Республики Мордовия численное соотношение тех и других примерно одинаково.

В начале 2-го тысячелетия н.э. в связи с возникновением раннеклассовых отношений,  развивавшихся по пути феодализации, намечается перерастание древнемордовской семьи племен в отличный от нее принципиально новый тип этнической общности - мордовскую феодальную народность. Параллельно с этим процессом шло сплочение в народности эрзянской и мокшанской соплеменностей,  что в определенных условиях могло бы привести к распаду формировавшейся мордовской народности, но этого не произошло. Этнические различия между эрзей и мокшей никогда не были настолько глубокими, чтобы совсем разрушить их этническую общность, утратить мордовское самосознание.

Существование народностей различных уровней с присущей им иерархичностью этнического самосознания, его вариабельностью было одной из характерных черт развития этносов в эпоху феодализма, обусловленных феодальным способом производства, доиндустриальным уровнем развития общества /натуральностью хозяйства, земляческой раздробленностью,  низкой частотностью инфосвязей/,  что хорошо прослеживается и на примере мордвы. Осознавая себя мордвой по своему этническому самосознания высшего порядка, эрзя и мокша культивировали и собственно эрзянское и мокшанское самосознание, т.е. их этническое самосознание было двойственным, двуступенчатым,  бинарным.

Однако,  несмотря на определенные тенденции регионального этноцентризма, партикуляризма,  парциации,  идея единства мордвы как народа все более крепла. Ее актуальность обусловливалась и международной o6становкой,  которая в то время была напряженной. Передвижения племен и народностей,  их столкновения, связанные с так называемым «великим переселением народов»,  создание в Прикаспии Хазарского каганата /VII-VIII  вв./,  образование Волжской Булгарии /X в./, усиление Киевской Руси,  а затем и формирование в непосредственной близости к Земле Мордовской других древнерусских княжеств /Московского,  Рязанского, Владимиро-Суздальского,  Нижегородского,  Муромского/,  постоянные набеги с юга и юго-востока  степняков-кочевников оказывали огромное влияние на этнические процессы, ускоряли этническую консолидацию мордвы,  стимулировали осмысление необходимости эрзя-мокшанского симбиоза как кардинального фактора самосохранения этноса.

Важным источником, аргументирующим это положение, является фольклор мордвы, длительное время служивший основным хранителем и транслятором этнической информации. В нем содержатся произведения необычайной эмоциональной мощи, утверждающие идею единства мордвы как народа. Так, в одной из наиболее популярных поныне эпических песен «Вирь чиресэ» /«На опушке леса»/, которую нередко называют неофициальным гимном  мордовского народа,  повествующей о борьбе против Ногайской Орды,  эрзя и мокша выступают одним народом, их этнонимы адекватны: «Вирь чиресэ эрзянь церас пенгть кери, вирь крайнес мокшонъ алясь поленци..., витев варштась эрзянь церась - губант сыть,  кершев варштась мокшонь алясь - ногайть сыть...» /«У опушки леса эрзянский парень дрова рубит, на краю леса мокшанский молодец поленья колет.., вправо посмотрел эрзянский парень - губаны идут,  влево посмотрел мокшанский юноша - ногайцы приближаются...»/ /Устно-поэтическое творчество мордовского народа. T.1., Саранск, 1963: 258-261/.

Будучи одной из форм общественного сознания,  существенным компонентом этнической ментальности,  фольклор не просто художественно отражал народное бытие,  в данном случае процесс этнической консолидации мордвы, но и активно воздействовал на него, популяризируя основополагающую идею ее единения. 

Золотоордынское, а затем и казанско-ханское иго не способствовало консолидации мордвы, ибо нарушало нормальное развитие ее как этносо-циальной целостности,  со своей зарождавшейся государственностью, усугубляло эрзянско-мокшанские различия. В то же время было бы не совсем правильно однозначно негативно оценивать этносоциальные взаимоотношения мордвы с Ордой. Достаточно напомнить о существовании в рамках мордовской этнической территории Наровчатско-мокшинского улуса или княжества, ханства с центром в г. Мухши,  в котором при улусбеке /хане, князе/ Тагае /вторая половина XIV в./ даже чеканились свои медные деньги, что свидетельствовало о значительной самостоятельности этого государственного образования,  лишь номинально подчинявшегося  Ордынской имперской власти. Основную массу населения  этого княжества составляла мордва-мокша. Некоторой самостоятельностью обладал и Секиз-бей /Секиз-бек/, создавший в 2-й половине XIV в. свое княжество в Посурье на р. Пьяне,  в бассейне которой проживала мордва-эрзя.

Присоединение всей мордвы в состав Русского государства позитивно сказалось не только на ее социально-экономическом, но и этническом развитии. Оно положило конец длительному разобщению мордвы в пределах постоянно враждовавших между собой государств - Московского великого княжества и Казанского ханства, стимулировало ее этническую консолидацию, вернуло в русло более мирной,  менее тревожной и опасной жизни.

Присоединение Мордовии /«Мордовской земли» русских летописей/ к Русскому государству имело геополитическое значение в формировании российской государственности. Мордва была первым крупным по численности народом, навеки связавшим свою судьбу с русским народом. Ее пример оказал воздействие и на этническую ориентацию других народов,  включавшихся в  состав  Русского государства вслед за мордвой. Таким образом,  присоединение мордвы  к еще по существу  моноэтническому Русскому  государству стало этапным шагом его трансформации  в полиэтническое Российкое государство. Замечу здесь,  что в отечественной историографии важность этого факта еще достаточно  глубоко не осмыслена и не оценена.

Складывание широкой экономической общности,  единого не только территориально-экономического, но и этноконфессионального   пространства, единого всероссийского рынка, единой системы товарно-денежных отношений,  отсутствие  каких-либо  отличий в уровне развития  мордовского и русского крестьянского хозяйства, совместные русско-мордовские социально-политические акции способствовали мордовско-русскому этническому сближению.  Ярким тому доказательством является записанная Н.А.Добролюбовым в середине XIX в.  в Нижегородской губернии, которую  М.Е.Евсевьев называл «колыбелью мордовского народа», русская пословица: « С боярами знаться честно, с попами свято,  а с  мордвой хоть  грех, да лучше всех» /Отдел рукописей Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге. Фонд 255. Д. 48. Л. 6; Д. 49. Л. 1; Д. 55. Л. 2; ЦГА Республики Мордовия. Ф. Р-267. Оп. 1. Д. 24. Л.26/.

Мордовско-русские связи крепли  также и в борьбе с иноземными захватчиками за независимость своего единого Отечества - России. Мордовские воины вместе с русскими строили  засеки на южных рубежах страны, oxpaняя  ее от грабительских вторжений степняков-кочевников, северо-кавказских и крымских агрессоров. В тяжелые годы польско-шведской интервенции мордва вступала в ополчение К.Минина и Д.Пожарского. Вместе с русскими мордовские воины громили наполеоновских захватчиков. Как отмечал антрополог, доцент Казанского университета Н.М.Малиев,  проводивший в 1870-х годах полевые исследования среди мордвы,  мордовские крестьяне живо интересуются не только «внутреннею жизнию России», они «со вниманием следят за текущими событиями за Дунаем и в Западной Европе» /Малиев, 1878: 4/.

Таким образом,  заявлять, что «Россия отняла у эрзян Родину», как это делают  некоторые авторы /Эрзянь мастор. 2002. 15 марта/, значит или ничего не понимать в  истории мордовско-русских отношений, или  же сознательно дезинформировать читателя. Даже в самые тяжкие годы царизма мордва не теряла веры в свои силы и чувство собственного достоинства. Профессор Казанского университета К.Фукс, совершивший в 1839 году поездку по мордовским селениям Чистопольского и Спасского уездов Казанской губернии, писал: «Мордвин имеет самолюбие, заметное и в народе, не много образованном; он даже гордится тем,  что он Мордвин. У Мордвы - довольно здравые суждения, которым я нередко удивлялся» /Фукс.1839: 115/.

В последней четверти XIX в. появляется первая волна мордовской интеллигенции, которая, в основном,  готовилась в Казанской русско-инородческой учительской семинарии,  открывшейся в 1872 году.  Выпускниками этой семинарии были многие ставшие в последствии известными деятели культуры и просвещения мордовского народа,  в том числе А.Ф.Юртов, М.Е.Евсевьев, З.Ф.Дорофеев,  Л.П.Кирюков, И.П.Кривошеев,  П.С.Глухов и др. В 1902-1906 гг. учился в Московском училище живописи,  ваяния и зодчества С.Д.Нефедов /годы жизни 1876-1959/ - впоследствии ваятель с мировым именем,  самый великий на сегодняшний день мордвин, пассионарная личность, ставшая этническим символом своего народа. Выбор мордовским скульптором в качестве псевдонима этнонима эрзя также является свидетельством роста национального самосознания, стремления к национальному самоутверждению. Начинают издаваться на эрзянском и мокшанском наречиях мордовского языка первые книги, правда, преимущественно религиозного сoдepжaния,  делаются попытки введения школьного обучения и  церковного богослужения на  родном языке.

После Февральской революции в России наблюдается рост национальных движений. Так,  15-22 мая 1917 г. в Казани состоялось «1-е общее coбрание  мелких народностей Поволжья»,  так оно было названо официально, в работе которого приняло участие свыше 500 человек из мордвы,  чувашей, марийцев, коми, калмыков, крещеных татар, в большинстве своем учителя и священнослужители. Рассмотрев вопрос о местном самоуправлении, оно рекомендовало будущему Учредительному собранию установить в России демократическую республику с предоставлением всем ее народам «культурной автономии».

20 мая на заседании мордовской секции указанного собрания четырнадцатью членами-учредителями было основано Мордовское культурно-просветительное общество во главе с правлением,  председателем которого был избран М.Е.Евсевьев. Учредители общества, хорошо осознавшие идею единства мордвы, приняли и разослали  «Воззвание к мордовскому народу», в котором сформулировали свои цели,  в основном,  созвучные решениям названного собрания, поддержавшего Временное правительство. В этом документе выражалась надежда, что «великое и святое дело, дело просвещения своей нации, привлечет всех сознательных мордвов в члены и всю интеллигентную мордву в сотрудники Общества» /ЦГА РМ. Фонд Р-267. Оп. 1. Д.96. Л.17/.

На своем первом заседании Мордовское культурно-просветительное общество признало желательным созыв «мордовского съезда». Однако произошедшая вскоре Октябрьская революция внесла в эти планы существенные коррективы. Если ранее у лидеров национального возрождения мордвы,  как и других народов Поволжъя, мысли были в  основном устремлены на достижение этими народами  культурной автономии,  то после провозглашения большевиками  своей программы по национальному вопросу в их деятельности появилась ориентация на национально-государственное строительство.

10 июня 1921 г. в Самаре состоялся 1-й Всероссийский  съезд коммунистов мордвы, на котором присутствовало 112 делегатов от 8 губернских партийных организаций /Тамбовской, Нижегородской, Пензенской, Симбирской, Казанской,  Саратовской,  Самарской,  Уфимской/. По рекомендации ЦК РКП /б/ Мордовский отдел Наркомата по делам национальностей внес на обсуждение съезда предложение о создании мордовской советской социалистической  государственности.  Съезд поддержал это предложение, приняв резолюцию о необходимости  «выделить мордву в автономную единицу с управлением, соответствующим Конституции РСФСР» /Анисимова,  1967: 263/.

Процесс национально-государственного строительства,  растянувшийся на ряд этапов, актуализировал мордовскую национальную идею,  напрямую связанную не только с этноструктурой мордвы, но и названием создаваемой автономной государственности, которое, как правило, производилось от названия /этнонима/ государствообразующего народа, становившегося титульным. В случаях,  когда государствообразующими были два народа,  то оба их этнонима становились титульными /например,  Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкессия, Чечено-Ингушетия/. Этнодифференцирующая  тенденция отчасти проявилась при обсуждении проекта Конституции Мордовской АССР, принятой в 1937 г.  К статье 1-й предлагалась поправка: «принять название республики Мокша-Эрзянская АССР». Однако Конституционная комиссия,  обсудив ее,  пришла к заключению, что республику «более правильно будет назвать Мордовской АССР» по той причине, что «исторически все народы знают мордовскую национальность,  а не ее отдельные части - мокша и эрзя. И, кроме того, сам мордовский народ - и мокша, и эрзя - именуют себя мордвой. Отсюда едва ли есть необходимость искусственно создавать другое  название» /ЦГА РФ. Фонд Р-175. Оп. 5. Д. 192. Л. 37/.

Возможно,  по примеру марийцев, удмуртов, ненцев, хантов и манси,  некоторых других народов СССР, менявших после Октября свои прежние официальные этнонимы, в среде мордовской интеллигенции в 1920-30-х годах также стали высказываться мнения о целесообразности замены аллоэтнонима мордва другим, более подходящим,  «своим», т.е.  автоэтнонимом. Некоторое хождение имели обывательские взгляды, что де слово это вообще не этноним, а этнофолизм, т.е. этническое  прозвище, произведенное  от созвучного ему русского слова «морда»,  что,  естественно,  порождало у части мордвы нежелательные  антирусские этнопсихологические настроения /Mokshin. 1995: 31-45/.

Бытованию подобных взглядов способствовала и слабая изученность в те годы истории мордовского народа, как,  впрочем, и этнографии. В то время даже  в научных кругах по поводу этнонима мордва выдвигались, мягко говоря,  не совсем удачные этимологии. Так, П.Д.Степанов предполагал, что оно состоит из двух слов: mor или mort - человек, народ, люди, муж /в ираноязычной лексике/ и  tuwa/tuwo/ - свинья,  слова,  которое он также выдавал за иранизм. П.Д.Степанов выстраивал целую гипотезу о мордве как «народе-свиноеде».  Правда, позднее он признал,  что высказанная им «гипотеза о происхождении термина  «мордва» в иноплеменной среде по характерной особенности в пище древнемордовских племен должна быть оставлена как мало обоснованная с языковой стороны» /Степанов, 1941: 26; 1952: 173; Арсентьев,  Вихляев, Шапкарин, 1997: 80/.

Оживившееся после революции языковое строительство также столкнулось с выходящей за пределы чистой филологии проблемой этнолингвистического статуса мокшанской  и эрзянской форм мордовской языковой системы. В  самом деле,  что из себя представляют эти две ипостаси -  диалекты, наречия или самостоятельные языки?  Дискуссии об этом,  то затухая, то paзгораясь вновь, не канули в историю поныне,  а обрели еще большую актуальность. Не вдаваясь подробно в их детали, а тем более в нюансы, памятуя,  что даже такой  базовый этнический признак, принятый этнологами в классификации народов, как язык, на поверку оказывается далеко не бесспорным,  ибо разделение на языки, наречия,  диалекты и говоры -  результат консенсусной типологизации /Чешко. 2000: 84-85/, отмечу, что в дореволюционной отечественной традиции мокшанскую и эрзянскую разновидности речи было принято считать наречиями мордовского языка. При публикации соответствующей литературы, как  светской так и церковной, наречия эти, как правило, указывались, например: «Евангелие от Матфея. На мокшанском наречии мордовского языка переведено А.И.Тюменевым» /Казань, 1879/,  «Евангелие от Матфея. На эрзянском  наречии мордовского языка» /Казань, 1882/ и т.д.

Среди ряда лингвистов, не только российских, но и зарубежных, например венгерских,  устойчиво держится  взгляд о наличии единого мордовского языка. Так, еще автор «Основ мордовской грамматики», вышедшей в  1929 г. в Москве, М.Е.Евсевьев писал: «Наречия эрзянское и мокшанское отличаются друг от друга и фонетикой, и лексическим составом, но по существу большой разницы между ними нет. Эрзя и мокша только из отдаленных друг от друга местностей затрудняются понимать друг друга и объясняться между собою. В местностях же,  где эрзя и мокша живут по соседству /Городищенский уезд Пенз. губ., Саратовская и Cамарская губернии,  Башреспублика и Татреспублика/,  эрзя и мокша свободно объясняются друг с другом» /Евсевьев,  1963: 13/. Исходя из этого, он полагал, что создание «единого общемордовского литературного языка теоретически нужно признать как вполне возможную и реально осуществимую  проблему». Но «осуществление этой проблемы, - отмечал он в 1920-х годах, - мыслимо лишь после длительной научной переработки и подготовки к нему /единому общемордовскому литературному языку. – Н.М./  мордвы обоих племен»  /ЦГА РМ. Ф. Р-267. Оп. 1. Д. 3. Л. 207/.

Выработать «основной мордовский литературный язык»  рекомендовала Самарская губернская беспартийная мордовская конференция, проходившая 3-5 апреля 1921 г. «Установление единообразного говора» считал «ударной задачей» и  Мордовский подотдел Наркомнаца /ЦГА РМ. Ф. Р-267. Оп. 1. Д. 96. Л. 17/. Один из участников 3-й мордовской языковой  научной конференции, проходившей в Саранске 31 декабря 1934 - 5 января 1935 гг.. впоследствии известный мордовский фольклорист, доктор филологических наук, профессор А.И.Маскаев говорил: «Что же,  товарищи,  если слова мокшанские и эрзянские более чем на 80% одинаковы, если формы у них одинаковы, так неужели же надо сделать искусственную перегородку между эрзянским и мокшанским языками?  Наоборот, радоваться только нужно тому,  что эти языки близки и мы можем в ближайшее время поставить вопрос об их унификации» /Маскаев.1936: 190/.

Другие высказывали мысль, что единый язык будет искусственным, не понятным ни эрзе, ни мокше, и поэтому предлагали держать курс на формирование двух мордовских литературных языков. Вторая точка зрения одержала в конечном счете верх. В 1920-30-х годах были определены основы, на которых стали развиваться  оба литературных языка: козловско-ардатовский говор - для эрзя-мордовского и темниковско-краснослободский - для мокша-мордовского.

Однако, как в те годы, так и  сейчас указанный стратегический курс не считался и не считается оптимальным,  многие не только ученые, но и государственные,  общественные деятели отчетливо понимали и понимают, что его жесткая реализация может деструктивно сказаться не только на этнической консолидации мордовского народа, но и его государственном строительстве. Очевидно, по этой причине в ряде основополагающих документов,  например, в постановлении 1-го съезда Советов Мордовской автономной области, состоявшегося в феврале 1931 г.,  сказано: «Объявить в Мордовской автономной области мордовский язык,  наряду с русским,  государственным языком» /ГА  РФ.  Фонд 1235. Oп.  125. Д. 19. Л. 30/. Статья 13 Конституции РМ, принятой в 1995 г., гласит: «Государственными языками Республики Мордовия являются русский и мордовский /мокшанский, эрзянский / языки» /Конституция Республики Мордовия. Саранск. 1995: 7/. Вносившаяся поправка о необходимости вместо «мордовский» написать «мордовские»  Конституционным Собранием, принимавшим этот «основной закон», была отклонена.

Сравнительное изучение эрзя-мордовского и мокша-мордовского языков,  проводимое венгерским лингвистом Г.Заицем, показало, что в них более 80% общего. Как на его,  так и на взгляд другого венгерского же лингвиста Л.Керестеша,  еще не поздно «приблизить эти два литературных языка друг другу», что способствовало бы «образованию единого национального самосознания»,  которое, в свою очередь, стимулировало бы развитие единого национального языка /Заиц,1990: 79; Керестеш, 1991: 82-83/.

Я полагаю, что такой подход гораздо более конструктивен,  он лучше согласуется и с этнографическими данными, вернее намечает стратегию национальной политики по прогнозированию и регулированию этнических процессов у мордвы, полнее отражает выстраданную веками идею приоритета мордовского этнического самосознания над эрзянским и мокшанским субэтническим самосознанием.

Итак,  национальной идеей мордвы должна оставаться идея единства мордовского этноса /народа/ с сохранением на субэтническом уровне / эрзи и мокши/ его бинарности,  не противоречащая идее единства России как полиэтнического федеративного государства.

 Список литературы:

 1.  Анисимова П.И.  На  путях  к автономии // Незабываемые годы. Саранск, 1967.

2.  Арсентьев Н.М., Вихляев В.И.,  Шапкарин К.И. Павел Дмитриевич Степанов /1898-1974/. Саранск,  1997.

3.  Государственный архив Российской Федерации. Фонд 1235 /Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет/. Оп. 125. Д.  19.

4.  Евсевьев М.Е. Основы мордовской грамматики // Избранные труды. В 5-ти томах. Т. 4. Саранск, 1963.

5.  Заиц Г. Об истории элизии спирантов в мордовском языке // Материалы VI Международного конгресса финно-угроведов. Т. 2. М., 1990.

6.  Керестеш Л. Исследования венгерских ученых о мордовских языках // Современные пpoблeмы мордовских языков. Саранск, 1991.

7.  Конституция Республики Мордовия.  Принята Конституционным Собранием 21 сентября 1995 г. Саранск, 1995.

8.  Малиев Н.М. Общие сведения о мордве Самарской губернии // Протоколы заседаний Общества естествоиспытателей при Казанском университете 1877-1878. Казань,  1878.

9.  Маскаев А. И. Выступление на конференции // Третья мордовская языковая научная конференция. Стенографический отчет. Саранск, 1936.

10.  Mokshin N. The Mordva:  Ethnonim or Ethnofolism?// Culture incarnate. Nativ Antropology from Russia. M.E.Sharpe. Armonk, New York, London,England, 1995.

11.  Отдел рукописей Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге. Фонд 255 /Н.А.Добролюбов/. Л. 48, 49, 55.

12.  Степанов П.Д. К вопросу о происхождении мордвы // Записки Мордовского научно- исследовательского института социалистической культуры. N 3. Саранск, 1941.

13.  Степанов П.Д.  Древнейший период истории  мордовского народа /до XIII в./ //Записки Мордовского научно-исследовательского ин-та языка,  литературы, истории и экономики. N. 15. Саранск, 1952.

14.  Устно-поэтическое творчество мордовского народа. Т. 1. Саранск, 1963.

15.  Фукс К. Поездка из Казани к мордве Казанской губернии в  1839 году // Журнал Министерства внутренних дел.Ч. XXXIII . СПб., 1839.

16.  Центральный государственный архив Республики Мордовия. Ф. Р-175 /Советы/. Оп. 5. Д. 192; Ф. Р-267 /М.Е. Евсевьев/. Oп. 1. Д. 3, 24, 96.

17.  Чешко С.В. Перепись населения: кого считать и как считать? // Этнографическое обозрение. 2000, № 4.